Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]
— Какой Корбут? — спросил Давидюк. — Оперный певец?
— Он самый, — буркнул Костя. — Опер-неуполномоченный.
— А ему-то что понадобилось?
— Форс-мажор, — вздохнул Эней. — Притащился на кошелевском хвосте. Я ему как-то руку сломал. Он… взял реванш.
— И что теперь? — продолжал не понимать Давидюк.
— Кошелев, — Ростбиф закурил, — должен попытаться тебя похитить. Им важна информация. А вот Корбут попытается тебя просто сожрать. Ему нужен, как ты сказал, реванш.
— Еще как, — согласился Эней.
— Что именно еще как?
Эней изложил соображения Ростбифа и добавил:
— Меня скоро должно потянуть на улицу…
— Арканом. И мы тебя не сможем плотно обложить. Держись людных мест. Мы хотим брать его на Таллинском шоссе. Вот здесь. Узнаешь место?
— Да. Бибоп, тебе и Белке придется подставиться. Они должны думать, что обезвредили нас всех. Если я потеряю ориентацию, ты наводи меня.
— А то я бы сам не догадался, — Цумэ толкнул через стол комм с «клипсой».
— А что будем делать со вторым? — пробасил Костя. — Контейнер-то один?
— Еще не факт, что захватить удастся двоих, — сказал Ростбиф. На этот раз его то ли все услышали, то ли эта мысль сама собой пришла всем в головы.
— В одежде есть маячок? — Эней встал.
— Да.
…И его, конечно, засекут. И клинику возьмут под наблюдение. И хорошо. Пусть распыляют силы.
— Мне нужно оружие, — сказал он. — Накладка на руку под лубок, желательно — металл. И «заморозка» для правой руки.
— Будет. Доктор тебе уже аптечку собрал. Полежать не хочешь?
— Мерзость всякая мерещится, — сказал Эней.
— А так?
— А так тоже, но отвлечься можно.
— Оружие?
— Только помешает.
— Почему ты сразу не закрылся? — с горечью спросил Цумэ. — Он же тебя приложил твоим собственным прикладом.
Эней опустил лицо в ладони. В первые секунды — он хотел сделать приманку слаще. А вот потом… Цумэ прав. Но черт подери, он же сам все понимает. Так почему лезет? Почему еще и он достает?
— Перестань, — сказал Игорь. — Успокойся.
С остальных какой спрос — они не видят ничего. А этот-то… Успокойся ему.
Вдруг… случилось что-то — на мгновенье поредела окружающая мгла, Эней почувствовал прикосновение к забинтованной шее. Чьи-то руки повесили ему крестик. Его собственный крестик, оловянный, на цепочке.
— Вы потеряли… контакт? — спросил Давидюк.
— Нет, — Андрей по этому поводу, конечно, никакого облегчения не испытывал, но… — но я не знаю, что на том конце.
Хотя… ведь жили же варки как-то, когда в Европе все или почти все были христианами. Жили как-то и кого-то ели. Крещение — не магия… не магия.
— Ты ведь уже решил это однажды, — слегка пожимая плечами, сказал Ростбиф. — Если ты передумаешь, это тебе сейчас точно не поможет. Так что держись принятого. Это, кажется, и есть то, что называют верой.
Эней поднялся из-за стола и прицепил набедренную сумку, протянутую Костей. Заправил за пазуху крест. Протянул руку, чтоб Игорь усилил лубок тремя металлическими пластинами. Надел на средний палец левой серебряный перстень.
— Люди, а книжка моя где-то есть?
— Ты про подарочек ко дню рождения? — Цумэ полез в задний карман джинсов. — На. Может, развеешься где-нибудь на скамеечке в парке.
— До вечера.
— До вечера, — повторил Костя.
— До завтра, — сказал Давидюк. Видимо, ему показалось важным напомнить, что есть еще и завтра.
Улыбаясь, Эней вышел на улицу, полную огня. От него шарахнулся первый же встреченный мертвец — наверное, улыбка не понравилась. На себя бы посмотрел. Теперь было легче, чем с утра — нужно только фокусировать взгляд. Что у нас? У нас общественный транспорт. Супермаркеты. Музеи. Вокзалы. Людные места, где человека трудно похитить. Конечно, компания та еще, — Эней улыбнулся Ростбифу. Кажется, волна пошла на пик — начиналась нехорошая эйфория, злой кураж. С другой от Ростбифа стороны на плечо Энею легла рука — и это была рука Мэй.
Мокрая, скользкая, морщинистая от воды.
Появится Кошелев, познакомлю. Она таких при жизни очень любила. Предпочтительно при помощи гранатомета, но железом тоже можно.
Тут он вспомнил про Ванду и задохнулся от стыда.
— Мэй, я… Мэй…
— Ничего страшного, — они зашагали втроем к метро. — Большинству для этого даже не обязательно, чтобы жена умерла.
Она сказала это легко, но он чувствовал — есть обида. Есть.
Он вспомнил про Густава, но загнал мысль обратно — ему не хотелось с ней ссориться, ни сейчас, ни вообще, не делать ей больно, никогда, кому память, кому слава, кому темная вода, он обладал несправедливым преимуществом просто потому, что был жив…
— Я никогда тебя не забуду, — пообещал он.
— Забудешь, — с улыбкой отмахнулась она. — Ненадолго. Но крепко.
Неизвестно, куда бы зашел этот разговор, если бы Ростбиф не сказал:
— Вон та шоколадная «ока». Парень в синем блейзере. Вроде бы покупает мороженое.
— Вы спускайтесь в метро, — сказала Мэй. — Я с ним потолкую.
— Он не увидит тебя, — трепыхнулся Эней.
— Ему и всего остального хватит.
— Вы чьи галлюцинации — мои или…
— Мы вообще не галлюцинации. — сказала Мэй. И исчезла.
До Энея дошло.
— Дядя Миша, я вижу то, чего нет? Или то, чего мне видеть не положено?
— А почему ты думаешь, что тут годится логика исключенного третьего? — Ростбиф пожал плечами. Конечно, все это происходит в твоей голове, Гарри. И далее по тексту.
— Но если… — Эней обвел глазами всех спускающихся на эскалаторе. — Если и то, и другое… то как отличить?
— А зачем тебе? Судьбу предсказывать? Подойди вон к нему и скажи, что с ним будет, — Ростбиф махнул единственной рукой в сторону нетерпеливого юноши, который трусил по левой стороне эскалатора. Его рука оставляла на поручнях длинный кровавый след, а над головой вились мясные мухи — в то время как сам он был цел и невредим: кровь, содержимое кишечника, брызги мозга и прочее, покрывавшее его с ног до головы — все было чужим. И очень свежим. Он должен был стать убийцей, страшным убийцей — в не очень далеком будущем. Искушение он чувствовал уже сейчас, просто знал, что пока нельзя. Здесь, в своем городе, со своими — нельзя… Но скоро, сравнительно скоро, он попадет туда, где можно. И даже там это произойдет не сразу. Нет… но скажи ему сейчас — он не поверит. Или — ракурс изменился — решит проверить и сорвется еще раньше. Фатум…
— Не бывает, — сказал Ростбиф. — Про призраков не знаю, а фатума не бывает. Точно.
— Что же делать?
— Добро пожаловать в клуб, сказал пророк Моисей.
Эней огляделся. Шея болела и слушалась плохо — последствия местного наркоза? — поэтому он обернулся кругом, всем телом. Люди, стоящие рядом… в основном были не такими страшными, как этот парень. У одного мужчины из глаз росли скользкие, длинные щупальца — раскиданные по всей платформе, они скользили от одной женщины к другой, трогая груди, бедра, плечи… Справа от Энея стоял прилично одетый пожилой человек, выглоданный изнутри от затылка книзу: его легкими угощалась змея, свисающая изо рта стоящей рядом женщины — судя по всему — жены несчастного. Еще одна женщина стянула удавку на шее своего сына, мальчика лет семи. Мальчик задохнулся и умер… Этого никто не замечал, потому что снаружи он был как все дети, а что у него уже высохли глаза — видел только Эней.
— Но я что-то могу, — пробормотал он. — Хоть что-то я могу!
— Дело твое, — Ростбиф развел бы руками, будь их две…
Эней нагнал у колонны того, окровавленного. Высокий, светло-русый малый с симпатичным открытым лицом, то ли ровесник Энею, то ли чуть постарше.
Почувствовал прикосновение к плечу, оглянулся.
— Я знаю, — сказал Эней. — Я понимаю, как выгляжу. Но я не псих и не хаосмен. Просто… я в курсе. Но есть удовольствия, в которых нужно себе отказывать. Каким бы ни был противник.
— Вам нехорошо? — спросил парень, и Эней опять «увидел», как он давит поднимающуюся злобу. «Нельзя, нельзя, пусть дурак или больной, но человек, поэтому нельзя.»
— Это хорошо, что ты борешься, — сказал он. — Но идти туда, где бороться уже не надо — это смерть. Я же знаю, как это сладко, убивать того, кто заслужил… Но даже так нельзя… А если просто сказать себе, что они заслужили — ради того, чтобы их можно было убивать… то какая разница — свой, чужой? Все чужие. И все свои. А в аду… в аду херово. И это навсегда, вот что херовей всего. Ты ведь думаешь, что вернешься — и будешь таким как прежде. А ты не будешь. И не вернешься.
— Вам нехорошо, — повторил парень. «Слушай ты, урод!» — отозвалось в затылке Энея. — Я сейчас «скорую» вызову — «И с глаз долой, как таких на улицы выпускают?»
— Я был в скорой, — Эней оттянул воротник и показал забинтованную шею. — Они мне не помогут. Себя спасайте.
